ЛИТМОвские байки
ОтветитьРусский странник
>Явный кризис на форуме... Отставить разговорчики! Командовать парадом буду я. По факультетно. На одного линейного дистанции. Бухгалтерия прямо. Остальные напра-во! Шагом марш! Оркестр играет "Славяночку" В семье единой. Младшего лейтенанта Читуру в дивизион перевели из пехоты. Он сменил на должности прежнего начальника связи. Родом Читура был с Украины. В армию попал после школы, служил в Германии в мотострелковом полку радио-телеграфистом, остался на сверхсрочную, а после краткосрочных курсов получил офицерские погоны с одним просветом и одной маленькой звёздочкой - "ночной майор", как шутили солдаты. Его ровесники уже батальонами комадовали, а он и взводу радовался. Дело своё Читура знал, умел находить общий язык с сослуживцами, как с солдатами, так и с офицерами. Короче говоря, в дивизионе он явно ко двору пришёлся. Помимо прочих обязанностей, начальник связи отвечал за подготовку и проведение политзанятий у себя во взводе. Диалектику младший лейтенант явно не по Гегелю учил - сказывался недостаток образования. Однако природная сметливость и жизненный опыт делали из него последовательного материалиста. "Береги честь и достоинство советского воина за рубежом родной страны" - от такой темы и у более опытного лектора аудитория через пол-часа носом клевать начнёт. Особенно армейская. Солдат, он вообще, где сел - там и заснул, но только не у Читуры. Вставив для порядка пару цитат из "основоположников" и "продолжателей дела", он начинал свой незамысловатый с виду, однако глубоко верный по сути рассказ, преправляя его колоритным украинским говором. - Германия это вам не Союз, - любил повторять Читура. - Здесь своя жизнь, особая. Её понимать надо. Взять хотя бы кооперативы ихние. Там не то, что в колхозе. Земля то у каждого немца своя. Разве, что на трактор скинулись. Вот я и говорю, работает немец с утра до вечера, оглаживает землицу-кормилицу як тую жинку. А как иначе, это ведь не наши полтавские чернозёмы - оглоблю посадил - телега выросла. А тут откуда ни возьмись рядовой Ермоленко на своём ГАЗоне, да по зеленям, а то, гляди, земляк его на Т-62. Другой пример. Захотел ты, скажем воды напиться - заходи в хату, немец тебя напоит. Но если ты к нему во двор авто-цистерну загнал он этому, понятное дело, не обрадуется. И не надо на него автомат наставлять и фашистом проклятым называть. У него на трубе счётчик имеется. Он за ту водицу гроши свои кровные платит, марки стало быть. Однако "честь и досторинство" это так - цветочки. Надо было видеть Читуру, когда он про "братскую семью народов" докладывал. На первый взгляд тут и говорить то не о чем было. Любой салага уже на втором месяце службы твёрдо знал - в Советской армии есть четыре национальности: русские ( великоросы), хохлы (украинцы), бульбаши (белорусы) и чурки (посланцы северо-кавказского и средне-азиатского военных округов). Не укладывались в эту классификацию разве, что молдаване, да прибалты, но они вследствие своей малочисленности погоды не делали. На крайний случай, их, по причине плохого знания русского языка, в любой момент можно было к чуркам причислить. Хотя, в определённых ситуациях язык тот у них, ой, как развязывался. Читура подходил к делу творчески, словно самобытный режиссёр к давно известной пьесе. Будучи по натуре новатором, младший лейтенант, однако, придерживался классической схемы. Братские славянские народы по кривой не объедешь. А поскольку жили братья в ту пору дружно, делить то нечего было, Читура не тратя времени даром, начинал рассказывать, как ездил прошлым летом в родное село, в отпуск: - Вечером бобочку надену немецкую, брючки со стрелками, ботиночки-лакиши. Жинку - под ручку и в клуб. А там уже народ толпится. Мужики на крыльце стоят - курят. Босиком. Шаровары сатиновые, да майки, - тут он делал паузу и, слегка прищурив глаза, широко улыбался от нахлынувших приятных воспоминаний. - Откуда по-вашему слово хохол пошло?- задавал реторический вопрос Читура и сам же на него отвечал. - Украинцы когда то, давным-давно голову брили, на макушке тильки чупрыну оставляли - хохол то есть. А русский мужик (кацап) в ту пору бородёнку жидкую носил, как козёл - "як цап" по- украински. В нарисованном Читурой образе "щирого" украинца, не хватало одной существенной детали - напрочь отсутствовало какое-либо упоминание о жителях правобережья Днепра, тех самых кого в солдлатской среде именовали "бендерой". Не знать о них Читура не мог. Однако, о "степановых дубах", что "ещё шумят" и их отношении к "клятым москалям" он и словом не обмолвится. Видно была у него причина держать язык за зубами. Национальный состав ракетного дивизиона разнообразием не отличался. Кроме братьев-славян, служили два чеченца - оба сержатны, толковые, всеми уважаемые ребята, пара литовцев - один дослуживал кочегаром, а второго за неродивость сослали в пехоту, да молдаванин - он неплохим водителем был. Попасть в дивизион было ой как не просто. У малограмотных, слабых физически и просто разгильдяев шансов не было. - Кадры решают всё! - говорил командир. Он лично, с глазу на глаз, подолгу беседовал с каждым из предварительно отобранных кандидатов. Ошибался командир редко. Повествуя о "многонациональной семье братских народов", младший лейтенант Читура использовал свой богатый, полученной за годы службы в мотострелковом полку, опыт. Чего-чего а людей всяких он за время службы перевидал не мало - было откуда примеры для наглядности подчерпнуть: - Вы дирижёра из пехоты знаете? Ну, майор, чернявый такой. Так вот он - курд по национальности... Дирижёра знали - на строевых смотрах духовой оркестр мотострелкового полка поражал великолепным исполнением марша Черномора из "Руслана и Людмилы" Глинки. Пехоту тоже знали. Обнесённую забором территорию мотострелкового полка с казармами, строевым плацем, спорт-городком, столовой и военторгом в солдатском простаречье нывывали китай-городом. Ни в одной другой воинской части цетхайнского гарнизона не служило такого колличества узбеков, казахов и азербайджанцев. - Молодым из нерусских, - деликатно начинал Читура, имея ввиду призывников из такназываемых национальных республик, - прежде всего, надо растолковать, что "ё... твою мать" это у нас вроде как здравствуй. Ну и другие слова тоже - дословно понимать не надо. Так с ними проще будет, пока не привыкнут. А привыкали они тяжело. Привезли как то к соседям-танкистам ни то чеченцев, ни то дагестанцев. Кто их разберёт. Про таких обычно говорили - с гор за солью спустились, да вывески перепутали - вместо бакалеи в военкомат угодили. На утреннем осмотре "молодых" ежедневно обыскивали, а последний нож только к концу второй недели отобрали. Когда по частям развозили, они как братья родные обнимались и даже плакали. Вобще то горцы, особенно чеченцы, хорошо служили. Отличались особым уважительным отношением к военной форме и личному оружию. На дембель каждый норовил увезти домой офицерское "Пэ"-"Ша" и не только его. Был случай когда у одного уволенного в запас бойца родом с северного Кавказа на сборном пункте дивизии ручной пулемёт изъяли. Он его разобрал на части и вез, что в чемодане дембельском, а что в вещмешке вместе с тушёнкой и хлебом. Закончив политзанятия, Читура оставлял в классе радиотелеграфистов оттачивать технику владения ключём, а сам строем вел телефонистов-катушечников и водителей в парк, где в крытых боксах, на деревянных колодках до поры, стояли "радийки". По дороге, когда шли по мощеной булыжником "Дембель-штрассе", под её тенистыми каштанами частенько встречали мотострелковую роту. Рота в полном составе, со штатным оружием, в касках, с противогазами и сапёрными лопатками походным порядком двигалась в сторону полигона - на "тактику". Впереди молодцевато шагали светлоглазые, русоволосые сержанты, за ними, взвалив на плечи тяжёлые станины, шли ротные пулеметчики, потом - рядовые-стрелки с раскосыми глазами на смуглых от природы лицах и наконец, позади всех, на некотором удалении плёлся "обоз" - человек пять худосочных, соплёй перешибёшь бойцов, у которых вместо сапога, у кого на правой, у кого на левой ноге, была самодельная деревянная колодка под забинтованной ступнёй. По всему видать - "салаги". К партянкам ещё не приспособились. Дело это хоть и не хитрое, однако требует некоторой сноровки. Обозники на ходу перекликались на незнакомом, гортанном языке. Замыкал шествие здоровенный старшина из тех, кого в народе принято называть полтора-Ивана. Зажав в пудовом, с детскую голову кулачище красный, сигнальный флажок, он время от времени зычным, командирским голосом подгонял обозников: - Эй, чурки нерусские, хватит баланду травить. Шире шаг! - и слекга понизив голос, добавлял. - Ё... вашу мать.
07 Июля 2008, 20:59 (+3GMT)
Лера
> "Як ся маеш? Краще всіх!
08 Июля 2008, 00:06 (+3GMT)
Лера
>В семье единой. Отлично! Рано еще Байки хоронить! >Бухгалтерия прямо. Остальные напра-во! Почему это бухгалтерия прямо, когда остальные направо? Бухгалтерия вместе со всеми хочет. В крайнем случае налево.
08 Июля 2008, 00:13 (+3GMT)
Автоматчик-74
>>Бухгалтерия прямо. Остальные напра-во! > >Почему это бухгалтерия прямо, когда остальные направо? Бухгалтерия вместе со всеми хочет. В крайнем случае налево. Это значит, что бухгалтерия стоит во главе колонны и ей не надо при парадном прохождении делать сложный поворот во время движения, как другим, стоящим за ней! Так что бухгалтерию уважили, поставив во главе парада байкеров!
08 Июля 2008, 05:14 (+3GMT)
Посторонний
>В семье единой. Сильно. ай да Странник!
08 Июля 2008, 10:55 (+3GMT)
Лера
>Это значит... ей не надо при парадном прохождении делать сложный поворот во время движения, как другим, стоящим за ней! Трудно с непривычки разобраться в сложных строевых маневрах, это вам не баланс предприятия составить. Ну да ладно, лишь бы не бросили, постранствуем еще по Байкам.
08 Июля 2008, 12:24 (+3GMT)
Лера
Из далека ли путь держишь, Странник? Много ли верст позади осталось, стран да континентов?
08 Июля 2008, 17:10 (+3GMT)
Русский странник
>Из далека ли путь держишь, Странник? Много ли верст позади осталось, стран да континентов? Спасибо тебе, добрая женщина, что привечаешь одинокого путника.и Путь мой неблизкий. Много дорог прошел, не одно пару сапог износил. Синяков да шишек набил. Есть о чем рассказать. Погоди малость, дай только дух перевести.
08 Июля 2008, 21:50 (+3GMT)
Инмат67
Попав недавно впервые на этот сайт интересно было видеть как изменился ЛИТМО с моих времен. Интересно было прочесть что случилось с преподавателями и ставшими известными выпускниками, которых я помню. Удивился однако жизнепоисанию Староса из раздела преподавателей. Все-таки за окном 2008-й год а биография написана как в славные 60-ые. Между тем история его жизни звучит как приключенческий роман. Может кому нибудь эта байка не понравится, но историю не изменишь. Итак, проходил я дипломную практику в ЛКБ куда потом меня и распределили. Филип Г. Старос был директором, а его правой рукой был Иосиф В. Берг. Мне сразу бросилось в глаза резкое отличие ЛКБ от других НИИ особенно закрытых. Был там какой динамизм. Мои новые идеи в дипломной работе поощрялись несмотря на то что не были полностью доказаны. Начальники были молодые инженеры, много литмовцев, старше меня лет на 5 - 7. Удивляло также то что на многих видимых ключевых должностях были евреи. Старос и Берг говорили с каким то сильным акцентом хотя и грамотно. Ходили разные слухи о том кто они. Одна версия была что они чехи. Этому мало кто верил. Во первых внешность у них была не чешская. Старос обладал южной внешностью: итальянец, грек, или еврей. У Берга была явно семитская внешность. Да и акцент у них был не славянский. Вторая версия была что Старос либо грек либо греческий еврей, а Берг - южно-африканский еврей. Первым отделом заведовал какой-то аппаратчик с серым невыразительным лицом. Интерсено было видеть его рядом со Старосом. Полная противоположность. У Староса было умное лицо, быстрый взляд. В 68-69 гг я уже вплотную занимался выездом из СССР. Когда информация дошла до ЛКБ, мне выкатили там полную телегу. Собрание человек на 300, гневные осуждения, клеймили, крики "предатель", некоторые литмовцы били себя в грудь требуя узнать что у меня внутри. Некоторые более дальновидные увильнули от собрания. Две девушки осмелились воздержаться. Одна еврейка из моей группы ЛИТМО, другая русская, подруга детства моей жены. Удивительно было однако другое - полное молчание и отсутствие реакции со стороны руководства ЛКБ. Ни Старос, ни Берг никак и никогда не отреагировали, ни устно, ни письменно, ни официально, ни неофициально. Вскоре после этого я столкнулся со Старосом в коридоре, Он на меня не посмотрел, но на лице у него появилась дружеская улыбка. Прошло много лет и я узнал наконец подлинную историю Староса и Берга. Были преданы гласности материалы Проекта "Винона", а также я встречался с некоторыми людьми, лично знавшими Староса. Алфред Сарант, грек по национальности родился и вырос в Бруклине, в Нью-Йорке. Учась в колледже он подружился с Джоелем Барр и Юлиусом Розенберг. Все они вступили в компартию США. Во время войны Сарант и Барр работали какое-то время над управлением ракет для армии, а потом в Вестерн Електрик над вопросами автоматизации и микроелетроники. В то же время включились в агентурную работу на СССР которой руководил Розенберг. Были связаны с передачей атомных и других секретов. Когда Был арестован Розенберг, над ними начали сгущаться тучи. Барр бежал в Европу. Сарант бежал в Мексику за несколько часов до того как ФБР пришло с ордером на арест. Бежал он вместе с любовницей, Карол Дэйтон, оставив свою жену и детей. Карол Дэйтон не знала ничего ни о его деятельности, ни об угрозе ареста. Она считала что они просто едут в отпуск на неделю. Из Мексике их перевели пешком через границу Гватемалы, а затем переправили в Европу где он встретился с Барром. Оттуда их перевезли в Чехословакию. В середине 50-х Хрущев распорядился доставить их в СССР и так было создано ЛКБ. Сарант стал Старосом а Барр Бергом. ФБР ничего не знало он них до середины 80-х. В ЛКБ Старос и Берг вели себя как американцы: искали и нанимали лучшие кадры не считаясь с первым отделом. Также выдвигали людей по способностям. Результатом были постоянные конфликты с первым отделом, который жаловался на неправильную кадровую политику и засоренные кадрымного евреев (для тех кто не понимает что это значит:много евреев на ключевых должностях). Однажды сидя с одним из своих выдвиженцев он сказал как бы про себя по английски: сейчас я уже был бы свободен. Собеседник тогда не понял о чем идет речь. Конфликты с ГБ закончились его поражением. ЛКБ влили в другую организацию, Староса уволили. Он пытался что то организовать во Владивосток, но и там ему не дали развернуться. Ему не не дали стать ЧК Академии, хотя доктором он стал в период рсвоего расцвета- в конце 60-х. Умер от разрыва сердца в возрасте 62 лет У Староса было 4 детей с Карол Дэйтон. Дочь Кристина живет в США, работает в университете Беркли, трое детей в России. Карол Дэйтон(которую в СССР называли Мария Никитична) в США, и по последним данным жива. Как американка она получает пенсию. Первая семья Староса/Сарант ничего о нем не знала с тех пор как он исчез. Дети от первого брака живут обычной жизнью в США
09 Июля 2008, 01:17 (+3GMT)
Русский странник
>Итак, проходил я дипломную практику в ЛКБ куда потом меня и распределили. Филип Г. Старос был директором, а его правой рукой был Иосиф В. Берг. А нельзя ли подробнее о Старосе и Берге в плане Ваших личных впечатлений вплоть до деталей, мелочей, и, конечно же, конторских сплетен: где жили, имели ли личные автомобили и дачи, как проводили свободное время, были ли у них романы с сотрудницами, или кем-либо еще? А где, кстати, находилось ЛКБ? Известна ли Вам фамилия Фельдман (возможно Фридман)? Были ли Вы с ним знакомы и что Вам о нем известно? Задумывались ли Вы почему Старос и Берг придерживались в молодости левых взглядов? Что Вам известно по поводу отношения тогдашнего американского общества к выходцам из семей недавних эмигрантов (Старос) и евреев (Берг). Премного благодарен.
09 Июля 2008, 05:50 (+3GMT)
Анатолий
У младшенькой нынче практика, раскопки. Сначала на Охте на месте будущей «кукурузы», потом в Старой Ладоге. К концу первой части студенческая компания уже освоилась, сдружилась. От недавнего недовольства («Все нормальные люди отдыхают, а нас в окопы !») ничего не осталось. Легко работается, весело отдыхается. Недавно прислали пополнение – тоже первокурсники, но еще «не копавшие». Совсем еще чистенькие, бледнолицые, с новыми лопатками-щетками. Выгрузили их в окоп, а наверху сидят вышеупомянутые «старики» с бывалыми физиономиями: - Госпыдя-я-я, копают как у себя в огороде. Так можно не то что шведскую монету, шлем так можно не заметить. Не археологи, а гастарбайтеры какие-то, госпыдя-я-я … А вчера по случаю дня рождения в отряде устроили КВН с кофе и гитарой. Недалеко однако от нас ушли.
09 Июля 2008, 12:38 (+3GMT)
Инмат67
A co to est ? /ЛКБ/ ?
09 Июля 2008, 13:33 (+3GMT)
1970 вып
>Ошибочка вышла A co to est ? /ЛКБ/ ?
09 Июля 2008, 13:34 (+3GMT)
1070 вып(Дедушка)
То шо кнэшка пэшэ. (Как в книгах пишут)
09 Июля 2008, 13:41 (+3GMT)
1970вып
Анатолий! Т.к. Вы единственный остались из Питерских (Татьяна куда-то запропастилась) если не затруднит в телеф.книге посмотрите номер телефона 1) Жуков Евгений Иванович ул.Горького 2)Калиниченко Валентин Иванович , НовоИзмайловский пр-т
09 Июля 2008, 14:24 (+3GMT)
Прохожий
> 1) Жуков Евгений Иванович; > 2) Калиниченко Валентин Иванович. А телефонных книг давно уж нет, будочки «Ленгорсправка» у вокзалов тоже отсутствуют, да и по телефону справку никто не даст – защита частной жизни, конфиденциальность. Зато есть много чего другого… Калиниченко – (812) 375-42-53 Жуковых же с такими инициалами - пятеро: 37, 39, 40, 45, 53 годов рождения. Но все не на Горького.
09 Июля 2008, 15:29 (+3GMT)
1970вып
>> 1) Жуков Евгений Иванович; >> 2) Калиниченко Валентин Иванович. > >А телефонных книг давно уж нет, будочки «Ленгорсправка» у вокзалов тоже отсутствуют, да и по телефону справку никто не даст – защита частной жизни, конфиденциальность. Зато есть много чего другого… >Калиниченко – (812) 375-42-53 >Жуковых же с такими инициалами - пятеро: 37, 39, 40, 45, 53 годов рождения. Но все не на Горького. Спасибо .Жуков 1945г
09 Июля 2008, 15:42 (+3GMT)
Прохожий
> 1) Жуков Евгений Иванович. Ул. Демьяна Бедного, т. (812) 558-80-39
09 Июля 2008, 15:46 (+3GMT)
1970вып
>> 1) Жуков Евгений Иванович. > >Ул. Демьяна Бедного, т. (812) 558-80-39 >Спасибо. Калиниченко тот. а Жуков пока не знаю.
09 Июля 2008, 15:53 (+3GMT)
Русский странник
> в Старой Ладоге. Бывал я там. На Олеговой могиле сидел. На Волхов глядел. Да силился представить, как Вещий Олег с дружиною на Киев да Царьград ходили. Отсюда, из Старой Ладоги и пошла быть земля русская.
09 Июля 2008, 16:21 (+3GMT)
Лера
>Зато есть много чего другого… Палундра, тайный агент Дятла появился!
09 Июля 2008, 16:50 (+3GMT)
Русский странник
>Палундра, тайный агент Дятла появился! То-то мне ночью тараканы снились!
09 Июля 2008, 17:15 (+3GMT)
Лера
>То-то мне ночью тараканы снились! А мне гопники у пивного ларька снились. К чему бы это?
09 Июля 2008, 17:50 (+3GMT)
Русский странник
>А мне гопники у пивного ларька снились. Хорошее слово гопники. Сочное. А главное - наше, питерское. А еще скобари. Я по этим словцам питерского враз определяю. Ларек, поди, тот самый что возле Пушкарской бани стоял. Только нет его больше. Был я там прошлым летом. В скверике наискосок сидел, а гопники на соседней лавочке расположились. И скобарей больше нет. Может в рынок не вписались, а может демократия им не по сердцу пришлась! Кто его знает? Другие лица в городе замелькали. Южнорусские, должно быть из казачков. Крепенькие такие мужички и женщины статные, чернявые. Про залетных птиц с Кавказа и средней Азии уж и не говорю.
09 Июля 2008, 19:24 (+3GMT)
Русский странник
Самоволка. До армии Ваня Журавский успел поучиться в петрозаводском университете и даже немного поработать бетонщиком. Поначалу служба у него складывалась вполне удачно. В батарее его поставили в огневой расчёт на должность строповщика - с этого все огневики обычно начинали. Ваня был сильным от природы парнем - запросто подтягивался на перекладине, делал "выход силой" и "подъём переворотом", во время кроссов уверено укладывался в нормативы, а на строевом плацу смотрелся не хуже иного старослужащего. Через полгода, когда Ваню перевели в наводчики, он прекрасно справился и со своими новыми обязанностями. Быть бы ему в скором времени замом начальника расчёта, носить сержантские лычки на погонах да раз в месяц получать в получку тридцать марок, ровно в два раза больше, чем рядовому полагалось. Однако не лежала у Вани к делу этому душа, не было в нем ни капли чистолюбия. А какой без этого командир! Ваня заскучал и начал просить комбата списать его в хозвзвод. Мол руки он на ученьях отморозил и они у него теперь мёрзнут и нет ни какой возможности с прицелом управляться. Дело было по осени, командир в отпуск уехал - при нем о хозвзводе и заикаться не стоило - классные наводчики на дороге не валяются, ну а комбат уступил. Где то в глубине души не долюбливал он молчуна Ваню. Вернее сказать, опасался - молчит, молчит, а иной раз такое скажет. Хоть стой - хоть падай. Перевели Ваню кочегаром в котельную. Командир из отпуска вернулся, узнал про такое дело, долго ругался, да ничего не поделаешь - ушёл поезд то, должность наводчика другой человек занял. Днём Ваня в казарме отсыпался, а по ночам в кочегарке дежурил. Кочегар - должность легендарная, сколько на ней ярких личностей перебывало, а сколько раскрылось. Вот хоть бы Рома Яуга, вернеё Ромуальдас, как попал в кочегары сей же час по-русски и заговорил. Да как заговорил! Кое-кто из офицеров по сию пору его цитаты из "Бравого солдата Швека" забыть не может. Кому понравится, если тебя с фельдкуратами да поручиками сравнивают. Была у Вани одна особенность - его непреодолимо тянуло к спокойному, уединённому врямяпровождению. Толи это в характере его заложено было, толи с детсва в привычку вошло - сказать не берусь. А рос Ваня в маленьком посёлке под Петрозаводском. Зимой бывало дома снегом под самые крыши завалит, а зимы в Карелии длинные - по апрель. Летом - рыбалка, грибы. Ни что так на раздумья философские не настраивает как поплавок на тихой озёрной глади, да шелест веток в светлом, хоть вышивай, сосновом бору. Сидя в кочегарке, Ваня ночи на пролёт проводил за книгами, решал шахматные этюды, самостоятельно, опять же по книгам, учил немецкий язык. У него и метотод свой был выработан. Он взял книжку с немецкими текстами и выучивал из неё отдельные фразы. Одна из них, к примеру, была следующего содержания: " Мне приходится воровать для того, что бы этого не пришлось делать моим детям." Там ещё и другие были не менее странные, однако. А что Ваню вовсе не волновало, так это материальная сторона жизни. До увольнения в запас - меньше полугода, а у него даже дембельского чемодана нет. Язык то Ваня учил, да практиковаться в нём нескем было. В увольнения мы не ходили - контакты с местным населением начальством не одобрялись, хотя официально и не запрещались. Вопрос этот в ту пору ещё слишком деликатным оставался - война только четверть века как закончилась. Во время неё на территории цетхайнского гарнизона лагерь для военнопленных располагался, впамять о котором братская могила осталась. Под её плитами лежали несколько тысяч советских солдат: русских, украинцев, казахов, грузин и кто там ещё будет - велика Россия, всех не перечислишь. Ходили слухи будто бы, когда крематорий разбирали на закопчёных кирпичах обнаружили надпись нацарапанную - "Мстите жителям Цетхайна!" Однако мы в Германии не для мести находились, а что бы войны никогда больше в Европе не было. Немцы тоже горюшка с лихвой хватили и за фюрера своего по полной рассчитались. Не знаю, что они про нас думали, но внешне относились вполне дружелюбно. Стоишь бывало на дороге, "голосуешь". Первая же машина остановиться и, если по пути, так подбросит, иной раз и крюк даст, что б до места доставить. Помню, как один парень из ракетно-технического взвода рванул в самоволку, в гастштет за бутылкой. Дело было к ночи. Хозяин уже спать лег. Немцы ложаться рано. Но ничего - поднялся, двери отпер. А тут накладка - на бытулку около марки не хватает, но если стоимость посуды вычесть так как раз будет. Парень берёт бутылку в руки, открывает её, голову запркидывает и через горлышко выпивает. Потом пустую бутылку немцу вернул. А тот ему ещё и здачи пару "фенешков" дал. Ну, кто бы в Союзе такое позволил! А ещё был боец в хозвзводе. Он в один немецкий дом, что в соседней с гарнизоном деревне, канистры с бензином носил. Так его немцы и вовсе как родного принимали. За стол усадят, напоят, накормят, да ещё и спать уложат. А утром он, как проспиться, назад во взвод возвращается. Надо заметить, что отношения наши с немцами - "камрадами", как мы их называли строились главным образом на взаимной коммерческой выгоде. Немцы охотно покупали привезённые из краткосрочных солдатских отпусков часы, транзисторные радиоприёмники и болгарские сигареты. Многие из окрестных крестьян для работы, особенно зимой, предпочитали добротные армейские телогрейки, шапки-ушанки и трёхпалые руковицы. Но в основном торговали бензином, брали немцы и громоздкие танковые аккумуляторы. Продать камрадам канистру - другую бензина считалось не зазорно. Надо же домой подарки родным привезти. С пятнадцати солдатских марок особо не разгуляешься - пасту зубную купишь, подшивку для подворотничков, крем сапожный, в чайную солдатскую пару раз сходишь - глядишь, ни чего и не осталось. Правда находились такие, кто это дело на поток ставил. Их в солдатской среде не уважали. Раз читал я в приказе по армии, как какой то сержант со склада ГСМ, пригнал в деревню целый бензовоз и начал прямо с "колёс" торговать. Под требунал пошёл. И по делом - жадность фраера сгубила. Вечерам, перед отбоем любил я посидеть вместе с Ваней, побеседовать задушевно. При случае наведывался к нему в кочегарку. Хорошо там было - тихо, тепло. Ваня бывало дверку чугунную приоткроет, щепочку внутрь просунет, а как та огоньком займётся, вытащит наружу, сигарету от неё прикурит. Сигарету Ваня всегда держал в правой руке, сложенными в кольцо большим и указательным пальцами. Затягивался глубоко, неторопливо. Докуривал до самого кончика, едва не обжигая пальцы. Так курили на войне солдаты, так курят сельские шофёры и работяги после смены у пивного ларька - просто, без рисовки и киношного понта. - Я тут, на техзоне два танковых аккумулятора припрятиал, - начал раз Ваня и затянулся. - Хорошо бы их камрадам продать. -Так ведь они же тяжеленные. Килограммов на десять потянут, - отозвался я с сомнением в голосе. - На пятнадцать, - поправил Ваня. - Тем более, - не унимался я. - В Нейдорф нести - смысла нет. Там немцы - зажравшиеся; гарнизон то - рядом, а в Ниску мы их не допрём. - Точно. Не допрём. А если на санках? - Вань, ты чего? Где ты их возьмёшь, санки то? - А возле ДОСа. Я сегодня мимо шёл и видел как детишки на санках катались, - сказал Ваня и опустив вниз подбородок выпустил струйку табачного дыма себе на колени. - А, что! Это - дело, - согласился я. - Ну, дак, - поставил Ваня точку в разговоре. Через пару дней, в субботу, сразу после отбоя, сославшись на неотложные дела, я отправился в штаб. Посидев там для вида минут пятнадцать, я незаметно вышел из казармы и пошёл к техзоне, где находилась котельная. По дороге я ненадолго завернул к ДОСу - двухэтажной, барачного типа постройке, имевшей один общий, длиннющий коридор с большим количеством дверей. В ДОСе жили офицеры и сверхсрочники. Семейные занимали отдельные комнаты, а холостяки селились по нескольку человек вместе. Дело было к весне, однако накануне выпал небогатый в этих местах снежок. Он здесь и в декабре то не часто бывает, а тут нако вот. Возле деревянного крыльца стояло несколько детских санок - нехитрое развлечение гарнизонной детворы. Я взял одни из них - те, что казались по-крепче и двинулся дальше. Котельная находилась возле техзоны и служила для обогрева помещений в которых стояли пусковые установки и тягочи для транспортировки ракет. Что бы попасть в кочегарку, надо было пройти через КПП, где денно и ношно дежурил наряд под началом старшины-сверхсрочника. Осторожно обогнув освещённое КПП, я крадучись пробрался поближе к тому месту, где за высоким с колючей проволокой забором находилась котельная. Негромко свистнув, так что бы не услышал охранявший техзону часовой, я затаился и стал ждать. Через короткое время одна из досок сдвинулась в сторону, а из образовавшегося прохода показался прямоугольный, размером с большую посылку ящик, за ним второй. Пока Ваня осторожно протискивался между досок, я положил аккумуляторы поперек санок, потянул за привязанную к полозьям веревку - санки поддались. "Порядок", - сказал я и уже через минуту мы ходко волокли их по тропинке в сторону деревни Нейдорф. Миновав безллюдную, с затемнёнными окнами деревню, мы пересекли шоссе и двинулись напрямик через распаханное по осени поле. Ориентиром служили видневшиеся в дали огоньки. Снега было мало. Кое-где виднелась чёрная, не покрытая земля. Санки шли плохо. Ваня тянул за верёвку, а я подталкивал сзади. Аккумуляторы наровили сползти с досчатого сиденья. То и дело их приходилось поправлять. Пройдя около километра, мы вышли к просёлочной дороге. Снега на ней не было вовсе. Санки пришлось бросить и тащить аккумуляторы на руках. Я довольно быстро устал, делал частые остановки. Неподъёмная ноша тянула вниз, меня шатало из стороны в сторону. Я скрипел стиснутыми зубами и даже немного подвывал, однако шаг за шагом продолжал двигаться вперёд. Последнюю сотню шагов сделал как во сне. Через застившую глаза пелину я видел лишь тёмные контуры постепенно удаляющейся от меня фигуры. Это Ваня размеренным шагом двигался к намеченной цели. На краю деревни Ниска, несколько на отшибе стоял окуратный домик с гаражём и садом за металлическим, сетчатым забором. Мы прошли через калитку во двор, поднялись на освещённое крыльцо, постучали в дверь.Через некоторое время дверь отварилась и на пороге появился мужчина в полосатой пижаме. Пряча заспанные глаза от яркого света электрической лампочки, он вопросительно посмотрел на нас. - Добрый вечер. Как идут Ваши дела? - начал было Ваня по-немецки. Вместо ответа на лице у немца появились явные признаки раздражения. Я понял, что самое время вмешаться и шагнув вперёд произнёс, красноречиво указывая на стоявшие возле наших ног аккумуляторы: - Кауфен, кауфен. Мужчина, мигом смикнув в чём дело, спросил: - Вифель? - Цейн, - сказал я и для верности повернул к нему ладони с десятью растопыренными пальцами, тыльной стороной наружу. - Йа, йа, - прогундосил немец, радостно потерая руки и скрылся в доме. Через пару минут он вернулся держа в руках "кобру" - большую бутылку водки с шарообразным расширением в средней части горлышка. - Десять - за каждый, уточнил я на ломанном немецком. Немец молча протянул мне зажатую в в кулаке купюру с портретом Гумбольта. - Видал, дураком прикинулся. Как будто цен не знает, - сказал я, обращаясь к Ване. - Давай-давай. Ка-ра-шо, - затараторил немец. - Бауен социалисмус. Он оторвал от пола правую обутую в мягкую домашнюю туфлю ногу, слегка оттопырил назад нижнюю часть туловища и издал резкий характерный звук, словно футбольный мяч из которого с силой вышел воздух. Довольные зделкой мы тут же распрощались. Немец отправился спать под своей пуховой периной, а мы пошли в сторону находившегося неподолёку гастштета. Миновав деревенскую улицу, мы с Ваней оказались возле железнодорожного переезда. За ним, в десятке шагов от полосатого шлагбаума стоял двухэтажный дом из красного кирпича с примыкавшим к стене глухим, каменным забором. Над входом весел фонарь, освещавший массивную дубовую дверь и готическую вязь кованых железных букв - "У дороги". Оглядевшись по сторонам, мы вошли внутрь. За стойкой, возле никилерованных пивных кранов хлопотал хозяин. Время было позднее - около одиннадцати и народу в зале было совсем немного. За парой окуратных, покрытых белыми в зелёную клетку скатертями сидели две чисто мужские компании. Расположившиеся по-домашнему "камрады" играли в карты. Игра шла неторопливо - явно не за интерес, а ради удовольсвия. Немцы лениво покуривали, время от времени кто-то пригубливал ликёр из крошечных словно больничные минзурки рюмок, запивая его газированной "Колой" из тонких, высоких стаканов, а кто-то пил светлое пиво, причмокивая от удовольствия губами. На нас никто не обращал внимания. Сев за свободный столик, мы стали ждать хозяина. Через пару минут подошёл его сынишки - шустрый такой паренёк лет пятнадцати. Мы заказали горячей колбасы, по бутылке пива, и пару пустых стаканов. Когда всё это оказалось на столе, Ваня достал из за пазухи "кобру", отвентил на горлышке крышку и разлив водку по стаканам произнёс с усмешкой, скосив глаза в сторону немцев: - Покажем "камрадам" как русские пьют. Не могу сказать, что бы это предложение вызвало у меня большой энтузиазм. Стоило мне хоть немного перебрать, как я на следующий день сильно мучался похмельем - приступы тошноты дополняла изнуряющая головная боль. Однако отказаться я не мог - сам погибай, а товарища выручай. Мы осторожно, чтобы не разбить стаканы, чёкнулись, дружно, в несколько глотков выпили противную, тёплую водку. Ваня, слегка повернув голову, коротко выдохнул насторону. Окуратно отломил от лежавшего на тарелке ломтя маленький кусочек хлеба, поднёс к лицу, понюхал, неторопливо отправил в рот. Потом он взял в руку пузатую пивную бутылку, сделал несколько осторожных глотков, кончиком языка облизал губы. Достав пачку солдатских сигарет "Дымок" и блестящую, купленную в военторге зажигалку он прикурил и только после этого произнес: - А водка то немецкая - дрянь. Не зря её "костылём называют. Стоит в горле и ни туда - ни сюда. Наша "столица" куда как лучше идёт. Помолчал минуту - другую, покурил, и снова разлил по стаканам. Игра за соседними столиками явно разладилась. Взоры присутствующих устремились в нашу сторону - допьют эти русские свою водку или нет? Однако перед нами этот вопрос не стоял. Пока водка на столе - её надо пить. А как иначе. После третьей Ваня, подперев ладонью подбородок и глядя куда-то вдаль, поверх ополовиненной бутылки, неожиданно запел чистым, ровным голосом: - Степь да степь кругом. Путь далёк лежит. - В той степи зимой замерзал ямщик, - подхватил я с детства знакомый мотив. Особыми музыкальными способностями я не отличался и, как говорила бабушка, мне в детстве медведь на ухо наступил. Да разве в способностях дело. Русский человек не голосом поёт, а душою. Водка кончилась и деньги - тоже, однако возвращаться назад, в дивизион мы не собирались. Ваня снял с себя черную, с серым цигейковым воротником, специально взятую для продажи танковую куртку и нетвёрдой походкой подошел к соседниму столику. Для начала он заломил за неё астрономическую цену - сто марок. В ответ крепкий, средних лет немец предложил ему десять. Сошлись на двадцати пяти. Только мы подошли к стойке, что бы заказать ещё по сто пятьдесят, как в помещение с криком вбежал хозяйский сынишка. - Полицай, полицай! - истошно верещал он. - Ваня, патруль! Сматываемся! Быстро! - прокричал я, увлекая захмелевшего товарища к дверям кухни. Через заднюю дверь мы выскочили во двор, но было поздно - над каменным заборам маячила тёмная фигура в шапке-ушанке и зимней полевой форме. Мы залегли возле коровника. Я ещё надеялся, что патруль, который не решался зайти внутрь двора, в конце-концов уедет и мы задворками сможем "вырваться на оперативный простор". Однако Ваня, у которого вдруг появилась несвойственное ему словоохотливость, похоронил и её. Что бы не выдать нашего присутствия, я попытался прикрыть ладонью Ванин рот. Он стряхнул мою руку и заорал пьяным голосом: - Ах, ты меня душить, гад... В считанные минуты всё было кончено. Дверь отварилась, зажёгся яркий свет, на пороге появился хозяин в сопровождении пехотного лейтенанта и двух сержантов. Хозяин кричал, что не мог выгнать русских солдат по той причине, что один из них генеральский сын. Это я наплёл ему для солидности. Чего с пьяну не скажешь? Нас вывели на улицу, а перед тем как забросить в кузов, стоявшего неподалёку армейского фургона с брезентовым верхом, лейтенант вернул мне меховую со звездой шапку, которую я час назад оставил перед входом. Шапка попалась на глаза заскочившему за бутылочкой пивка лейтенанту и он отдал приказ на "прочёсывание месности", ставший для нас роковым.
10 Июля 2008, 14:43 (+3GMT)
Анатолий
>Самоволка. Ну, дружище, не зря ты в самоволке был. С благополучным возвращением, а то некоторые байкерши тут уже застенали, а Люсенька вообще пропала
10 Июля 2008, 15:22 (+3GMT)
Инмат67
>А нельзя ли подробнее о Старосе и Берге в плане Ваших личных впечатлений? > Жили они конечно в привилигированных условиях. Для Староса объеденили 2 смежные 4-х комнатные квартиры. Была машина и дача, не знаю правда где. Он имел прямую линию к Хрущеву. Рассказывали мне что однажды его жена, Кэрол Дэйтон поехала в магазин, на машине конечно, покупать одежду. В магазине она спросила где у вас такие то вещи. Ей ответили у нас их нет вообще. Растерянно она спросила, как это нет? Насколько мне известно у Староса романов с сотрудницами не было. В его служебном окружении вообще были только мужчины. Про Берга не знаю. Тот был другой личностью. У него была невеста в Америке, которую он бросил бежав в Европу. В Чехословакии у него была семья и дети. Либо он их бросил при переезде в СССР, либо те быстро уехали обратно. В СССР у него была тоже семья и дети. Дети и сейчас живут в России. В начале 90-х Берг приезжал в США, востановил свое гражданство как Джоел Барр, оформил пенсию. В интервью один известный журналист спросил его бежал бы он если бы знал тогда то что он знает сейчас. Берг не задумываясь ответил" Конечно нет. Если бы я знал тогда то знаю сейчас я бы конечно остался в США" Такова история и если кому это не понравится, историю нельзя изменить. > А где, кстати, находилось ЛКБ? > В мое время ЛКБ находилось на Московском проспекте. Адрес не помню, но где то далеко. Занимало оно огромное массивное здание сталинской архитектуры. Перед зданием огромная площадь, на которой был памятник Ленину. Помню что если ехать из центра города то здание по левую руку. > Известна ли Вам фамилия Фельдман (возможно Фридман)? > Фамилия распространенная. Дайте мне больше данных. Где Вы его знали, в какие годы, кто он такой, литмовец ли он? > >Задумывались ли Вы почему Старос и Берг придерживались в молодости левых взглядов? > Вопрос сложный и кратко обсудить его трудно. Кстати, Старос единственный в семье кто стал левым. Его брат был успешным бизнесменом. Вот мои предположения.Каждая большая волна иммиграции конца 19 начала 20в встречала дискриминацию в США. Сначала ирландцы, потом евреи, итальянцы. Насколько я знаю у греков не было массовой иммиграции. Еврейская иммиграция тех времен была из маленьких городов черты оседлости. Люди не имели специальностей годных для индустриальной Америки. Поэтому первое поколение еврейской иммиграции занималось неквалифицированной работой и политически примыкало к левым. Непропорциально большое кол-во евреев в 30-40-е гг в Компартии США и в агентуре работавшей на СССР на мой взгляд объясняется так: 1. Политической традицией в семье 2. Подъемом Национал-Социализма в Германии 3. Многие считали что США и Британия предали евреев Европы во время войны. Британия закрыла Палестину, а союзная авиация никогда не бомбила ни концлагеря ни железные дороги ведущие к ним.
10 Июля 2008, 22:24 (+3GMT)
Боб
>С благополучным возвращением Спасибо, Толя. Спасибо. И всем спасибо. Все прочел. Оценил. Выводы сделал - парень то я вполне вменяемый, хотя, иногда заносит. Одним словом, жизнь продолжается!
11 Июля 2008, 02:16 (+3GMT)
Боб
Уважаемый Инмат67 (надо полагать инженер-математик 67-го года выпуска), прежде всего хотел бы сделать некоторые пояснения. Пару месяцев назад, малость погорячившись, ушел с форума, а когда вернулся, не хватило духу писать под своим именем (отсюда и Русский странник). Спасибо ребята помогли. Теперь что касается Филипа Георгиевича Староса. Я этого человека никогда не видел. Где-то в начале 80-х услыхал о нем в рагзоворе двух бывалых сотрудников Всесоюзного НИИ Радиоаппаратуры, где работал в ту пору инженером отдела Микроэлектроники. Потом, уже в эпоху такназываемой гласности, прочел статью, в которой история двух иностранцев была описана довольно подробно и почти совпадала с Вашей вот только начиналась она с того момента, когда Хрущев, будучи в Чехословакии, пригласил талантливых инженеров на работу в Советский Союз. Память у меня цепкая и я вспомнил позабытый было разговор. Заинтересовался. Начал потихоньку наводить справки в том числе и у завкафедры КиП ЭВА (котору заканчивал), а впоследствие своего научного руководителя Годара Анатольевача Петухова. Тот сказал, что Старос руководил кафедрой до него. Потом настали такие времена, что было уже не до Староса с Бергом. Оборонка пошла под откос, а кто не спился устремился в плавание по мутным волнам тогдашней рыночной стихии. В наши дни, благодаря Всемирной паутине, отыскать информацию о Старосе не представляет особого труда. Меня же интересуют очевидцы и непосредственные участники тех далеких событий. Между прочим, такой человек есть и на нашем форуме. Это Виктор. Старос был председателем приемной комиссии на защите его дипломного проекта. Можете прочесть этот интересный и содержательный рассказ у нас на Байках. Судя по Вашему описанию, ЛКБ это радиопромовский "Ленинец" - некогда весма солидная организация. Фельдман (Фридман) - фамилия близкого ученика (если так можно выразиться) Староса. По некоторым данным его отъезд в Соединенные Штаты, якобы, сильно подействовал на Филипа Георгиевича, разумеется негативным образом. Я даже грешным делом подумал, а уж не Вы ли это. История взаимоотношений еврейской общины Америки с американским обществом тема сама по себе очень интересная и было весьма интересно ознакомиться с Вашим мнением. Хотелось бы узнать, что Вам известно о истории создания такназываемого Центра миктоэлектроники (Зеленоград) и отношениях Староса и Шохина (министра электронной промышленности) Большое спасибо
11 Июля 2008, 03:53 (+3GMT)
Боб
День Советской Армии. - Гауптвахта! Подьём! Лязгнул замок, досчатая с зарешёченным окошечком дверь слегка приоткрылась и в образовавшемся проёме на пару секунд показалось лицо караульного. Откуда- то снаружи раздался зычный голос: - Выходи строиться! - затем последовало недвусмысленное уточнение, - Кто не уложится в тридцать секунд, - добавляю сутки. Время пошло. Я кубарем соскочил с "вертолёта" - деревянной, шириною в три некрашенных доски полки. Надев шинель и натянув на голову шапку, пулей вылетел из камеры. Посреди коридора стоял старший лейтенант с общевойсковыми эмблемами в красных петлицах - начальник караула. Слегка сдвинув зеленый рукав полевого кителя, он нарочито смотрел на циферблат ручных часов. Я торопливо занял своё место в шеренге арестованных, на ходу поправляя шинель. Без ремня, носить который арестованным не полаглось по уставу, в ней было было как то непревычно свободно. - Гауптвахта это не санаторий, - начал начкар, - Если кто-то этого ещё не понял могу разьяснить. Есть желающие? Желающих не оказалось. Шесть небритых, помятого вида физиономий молча глядели перед собой. Повесив шинель на крюк (её разрешалось брать только на ночь), я вернулся в камеру, сложил "вертолёт". Караульный железной скобой пристегнул его к стене, запер на висячий замок и громыхнув засовом, затворил за собою дверь. Проводив его глазами, я прошёлся по камере. Она имела восемь шагов в длину и пять в ширину. Ровно напротив двери, под самым потолком находилось окно с железной решёткой, сбоку - пристёгнутый на день "вертолёт". На бетонном полу стояла табуретка. Я присел на жесткое, деревянное сиденье. Через минуту-другую слегка заныла спина. Я предвинулся к стене, прижался к ней. Стена была холодная и сырая. - Ещё, чего доброго, прострел получишь, - подумал я и поднялся на ноги. Неожиданно в голову пришла идея. Поставив табуретку под самую дверь, я сел на неё, привалившись спиною к деревянной поверхности. Блаженно вытянул перед собой ноги, подумал было, а не снять ли сапоги. В коридоре послышались чьи то шаги, лязгнул засов и дверь отварилась. Я едва успел вскочить. На пороге стоял караульный. - Поставь как положено, - дружелюбно посоветовал он, - Начкар увидит - сутки добавит. Я вернул табуретку на прежнее место и начал ходить по камере. Туда - обратно, туда - обратно. Было не то что бы холодно, а как то зябко. Подняли нас в пять утра - на час раньше. Завтрак гауптвахте полагался в последнюю очередь, после того как поест весь полк. Это примерно в девять. Четыре часа в промозглой одиночной камере, когда одна кишка другой марш играет - занятие не из приятных. Через какое-то время ещё больше похолодало. Я начал дрожать мелкой, охватывающей тело дрожью. Она отнимала силы, изматывала. Опершись руками на бетонный пол я пару раз отжался от него руками. Стало немного теплее, но не надолго. Перед глазами, сменяя друг друга, проплывали картины прошедшей ночи. Гастштет, внезапно нагрянувший патруль, тряский автомобильный кузов. Вспомнилось мрачное лицо командира, которого подняли среди ночи и наше с Ваней глумливое: - Товарищ подполковник, мы нажрались. Да уж, покуражились, поваляли ваньку. Под конец старшина Нашатыркин отвёл нас на гауптвахту мотострелкового полка. Каждый получил по десять суток с содержанием в одиночной камере. Перед завтраком я справил нужду, умыл лицо холодной водой, вытер руки о нижнюю рубаху. Кроме нас с Ваней за длинным дощатым столом сидело ещё четверо незнакомых ребят. Один из них, темноволосый с перекрещенными орудийными стволами на черных погонах, разложил по алюминевым мискам комки давно остывшей каши. - Скоро уж вечерить пора, а мы только завтракать садимся, - проворчал он, принимаясь за еду и тут же, глядя на нас, спросил, - А вы, земляки откуда будете? - Из артдивизиона, - коротко ответил Ваня, - а ты? - Мы с керюхой из артполка, - отозвался чернявый и глазами показал на своего соседа справа. - Не могу эту парашу жрать, - сказал, сидевший напротив меня симпатичный парень и отодвинул от себя почти нетронутую миску. На его, опять же, чёрных погонах, было по маленькому, блестящему танку - Ты что, с осени закормлен, что ли? - Ваня поднял на него удивлённые глаза. - Я у комадира дивизии - личный повар. - После учебки что ли, - поинтересовался я. - Нет, я ещё на гражданке кулинарное училище закончил, потом в ресторане работал. Когда начальство из Москвы приезжало - я такую буженину приготовил, что один генерал-полковник хотел меня с собой забрать, так ему понравилось. - А сюда то тебя за какую буженину определили? - поинтересовался Ваня. - Да было дело, - неохотно начал повар, - Мы с генеральским водителем в ресторан вечерком съездили. Погуляли неплохо. А как утром назад возвращались - перекрёсток по красному свету проскочили. Откуда невозмись - ВАИ (военная автоинспекция). Летёха молодой попался, неопытный - "Победу" генеральскую не признал, ну и тормазнул нас. Дали по десять суток с условием, что б сидели в разных местах. - А чего генерал на "Победе" то до сих пор ездит, - поинтересовался чернявый. - Я и сам не пойму, почему он от "волжанки" отказывается. Нет, да нет. Старый конь, говорит, борозды не портит, - ответил повар. Я поднялся и хотел было собрать посуду, но чернявый меня остановил. - Тут и по-моложе кое-кто есть, - сказал он и посмотрел на одиноко сидевшего на краю стола высокого, худощявого пехотинца с шофёрскими эмблемами. Намётанным глазом я без труда распознал в нем солдата-первогодка. Все остальные были "стариками". Это сразу чувствовалось, не только по видавшим виды гимнастркам, но и по особой, вальяжной манере держаться. Сидеть на губе, не достигнув "дедовского возраста", считалось за падло. - А скажи, "сынок", сколь до прикоза осталось? - скупясь на гласную "а", обратился к пехотинцу чернявый. - 53 дня, - ответил длинный и сложив алюбминиевые миски в бачёк, вышел в коридор. Приказ министра обороны об увольнении в запас появлялся дважды в год, по пятнадцатым числам, в апреле и октябре. Отсчет очередного срока начинался сразу после завтрака. Нынче было 21-е февраля высокосного 1972 года. Через какое-то время начкар решил устроить арестованным строевой тренаж. К обнесённому колючей проволокой зданию полкового караула, где надохилась гауптвахта, примыкала небольшая бетонная площадка. Старлей встал в центре, а мы выдерживая интервал, шагали друг за другом вдоль периметра. Я не слишком усердствовал, всем своим видом показывая - не "стариковское", мол, это дело. Начкар пару раз обращал моё внимание на то, что ногу надо бы тянуть по-выше. Однако я - ни как не реагировал. Последовала команда: - Гауптвахта. Стой!. Начкар подошел ко мне и приказал следовать за ним. Я лениво поплёлся сзади. Мы зашли внутрь и миновав коридор оказались в умывальнике. Начкар рукою указал на пустое вердо. - Налей воды, - сказал он. Я приподнял ведро за железную душку, подставил под кран. Когда ведро на три четверти наполнилось холодной водой, старлей которко распорядился: - Неси в камеру. Я взял ведро в правую руку, сделав несколькео шагов, свободной, левой рукой растворил незапертую дверь и, войдя внутрь, глянул на старлея с немым вопросом. - Поставь на пол, - сказал он и не успел я глазом моргнуть, как из опрокинутого носком сапога ведра во все стороны брызнула вода. Она быстро растекалась по бетонному полу, заполняя трещины и небольшие ложбинки. Начкар повернулся и вышел из камеры. Караульный тут же затворил за ним дверь. После обеда "губарей" строем, а вернее толпой в сопровождении караульного отправили в распоряжение начальника полковой столовой. Для служивших в армии людей объяснять, кто такой караульный и чем он, к примеру, от часового отличается , не надо, а тем кто не служил и подавно - всё равно не поймут. После сырой, промозглой одиночки оказаться на свободе, хотя бы и на короткое время, было несказанно радостно. Ласково светило уже по-весеннему пригревавшее солнышко, под лучами которого даже привычный гарнизонный пейзаж смотрелся как-то по-иному. На кухне нас встретил старший сержант - срочник с красной повязкой поверх рукава. На ней белой, слегка облупившейся краской было написано - "помдеж". Сержант подвёл нас к бетонному колодцу до краёв заполненному грязной, вонючей жижей и предложил его вычистить. Перспектива окунуться в дерьмо аж перед самым дембелем - особой радости не вызывала. Мы сгрудились вокруг колодца не зная, что предпринять. Выручил чернявый артиллерист. Он подошёл к "помдежу" и без лишних предисловий спросил: - Земеля, ты что думаешь, если "губари", так уже и не люди? Издеваться над ними можно? - и не давая тому опомниться добавил, - А, если сам на губу попадешь? Как тогда? - Да, я тут при чём, земляки! - начал оправдываться сержант. - Это старлей распорядился. Дай, говорит, арестованным работу. - Вот видишь, - продолжал наступать чернявый. - Тебе же русским языком сказали. Дай работу, а ты что дал? Парашу. - Так ведь наряд уже всё сделал. - Вот и хорошо. Мы тут в сторонке посидим, покурим, раз работы нет. У тебя сигаретка найдётся? Я с тех пор, как мои отобрали и не курил вовсе. - На, бери, - "помдеж" протянул мятую пачку. - Я, с твоего разрешения, ребятам тоже возьму, - сказал чернявый, вытягивая сигареты одну за другой. - Да забирай всё. Чего уж там, - расщедрился "помдеж". - А ты мне нравишься, земляк, - сказал чернявый, спрятал пачку за пазуху и широко улыбнулся. Незадолго перед сменой суточного наряда, караульный перевёл нас с Ваней из одиночных в общую камеру. Новый начальник караула - невысокий, спокойный с виду капитан, приняв гауптвахту, не обратил на это внимания. Он, как того требовал устав, построил арестованных и неторопливо прохаживаясь перед нами, заботливо спросил: - Жалобы есть? Может голова у кого болит? Я по наивности открыл было рот - у меня, мол, слегка побаливает. Похмельный синдром, несмотря на спартанскую температуру в камере, давал таки о себе знать. К счастью капитан меня опередил и после короткой паузы довёл свою мысль до логического конца. - А то, может быть, печку на ночь не топить? Что бы воздух по-свежее был". Сиделось в общей куда как лучше. Не зря горорят - на миру и смерть красна. Кто то примостился на табуретке, кто то стоял, или прохаживался. Сам-собой завязался негромкий, так что бы не привлекать внимание караульного, разговор: о службе, о скором - рукой подать дембеле. Поужинали. И вот опять прозвучала команда: - Гауптвахта! Выходи строиться. На этот раз перед строем, в сопровождении начкара, стоял солидного вида подполковник, судя по форме, так же из пехоты. Он подошёл к стоявшему на левом фланге чернявому и негромко спросил: - За что наказан?" - Нарушение распорядка дня, - ответил тот незадумываясь. - На обед что ли опоздал, или в клуб - кино смотреть не пошёл? - продолжал допытываться подполковник и, не дожидаясь ответа, подъитожил: - В самовольной отлучке небось был, в гастштет за бутылкой бегал? Чернявый молчал, старательно отведя глаза в сторону. По очереди обращаясь к арестованным с одним и тем же вопросом, и всякий раз получая всё тот же ответ, подполковник неуклонно продвигался к правому флангу. Поравнявшись с долговязым пехотинцем, он изменился в лице и резким от гнева голосом почти прокричал: - Как ты посмел пьяным за руль сесть! Ты ведь, мерзавец, товарищей своих погубить мог, командира. Они тебе жизни доверели. Матери их живыми домой ждут, а не в цинковых гробах. Подполковник вернулся на середину строя, усилием воли взял себя в руки, продолжил ровным голосом: - По случаю праздника - дня Советской Армии и Военно-морского Флота, от имени командира полка объявляю амнистию. Завтра после десяти все вернётесь по своим частям. Кроме тебя, - подполковник указал на длинного. Надо ли описывать чувства каждого из нас в этот момент? Возвращаясь в камеру, я, умышленно приотстав, спросил у караульного: - Это кто такой? - Замполит наш, - последовал короткий ответ. И уже на самом пороге камеры до меня донёсся обрывок разговора. - Ты гляди, капитан, совсем ещё пацаны, дети. Им бы штаны спустить, да по мягкому месту ремнём проехать. А мы их в тюрьме держим. - Пацаны. Да только Вы, товарищ подполковник, в их возрасте взводом командовали. - Ну, тогда война была. Время - другое... Всё следующее утро, с подъёма "губари" под присмотром караульного убирали гаупвахту. Не успевшие отвыкнуть от ведра и швабры "деды", самозабвенно тёрли бетон и дерево, до блеска полировали металл. Начкар предирчево осмотрел работу и, не сумев обнаружить в ней изьяны, удовлетварённо хмыкнул: - Ну, добре, - и тут же спохватившись добавил, - Мусор вокрг "караулки" уберёте и прорядок. Но, если хоть один окурок найду - останетесь досиживать. Мне с Ваней достался открытый участок вдоль врытых в землю бетонных столбов с натянутой между ними "колючкой", в полсотни метров длиною и шириною около десяти. Мы собрали, пустые бутылки, обрывки бумаги, свежие "бычки" и прочий мусор. Затем старательно прошлись граблями, выковыривая руками бурые от времени "хабарики". Постепенно "полоса отчуждения" перед изгородью приобрела вид свежеубранного немецким крестьянином картофельно поля - хоть экскурсию приводи. Однако, это была только часть дела. Дабы избежать возможных осложнений, мы постоянно патрулировали вверенный нам участок, зорко следя за тем, что бы кто либо из прохожих не швырнул на землю совсем свежий окурок. Наконец начкар вернул нам документы и личные вещи, после чего мы не задерживаясь "убыли в расположение дивизиона". - Ну, что? Вернулись герои? - приветствовал нас старшина Нашатыркин. - На всю дивизию прославились. Дивизион опозорили. Командира подвели. Ваше счастье, что он мужик отходчивый. Я бы вам, на его месте, показал кузькину мать. Вечером, после отбоя я разделся до гола, старательно, с головы до пяток намылился хозяйственным мылом, окатился холодной водой из резинового шланга, с его помощью дневальные обычно мыли пол. Растерев тело полотенцем, с удовольствием надел припасённое предусмотрительным старшиной чистое бельё. Я подошел к своей аккуратно застеленной койке, расправил белоснежные простыни и синее, шерстяное одеяло, осторожно провёл ладонью по подушке. Едва улёгшись, я тут же заснул крепким, безмятежным сном. Никогда потом в жизни мне уже так сладко не спалось.
11 Июля 2008, 20:03 (+3GMT)